Какая-какая? Да «Сорок вторая»! (Отзыв о мюзикле «Сорок вторая» в МДМ) — Рецензии
МЫ ЗНАЕМ О МЮЗИКЛАХ ВСЕ!

Анна Герасимова

Какая-какая? Да «Сорок вторая»!

Отзыв о мюзикле «Сорок вторая» в МДМ

Вы когда-нибудь бывали на Сорок второй улице? Вопрос странный, в ответ можно в лучшем случае получить «Смотря откуда считать» или «Это где, в Штатах»? Однако часть москвичей ответит «Мы там живем рядом». И будет права, ибо нынешний адрес мюзикла «42-я улица» — Московский дворец молодежи.

This naughty, dirty, forty...

Сначала о ностальгии. Как, собственно, начинался этот мюзикл? Легенда такова: в 1979 году сценаристы Майкл Брамбл и Майкл Стюарт как-то вечерком выбрались в кино. А в тот день как раз шел старый музыкальный фильм «42-я улица». И то ли в воздухе пронеслась фея тоски по прошлому, то ли бродвейские акулы слегка размякли, однако им пришло в голову перенести ту давнюю ленту на сцену.

За сотрудничеством и поддержкой они обратились к Джерри Херману, в послужном списке которого уже были такие мюзиклы, как «Хэлло, Долли!» и «Мэк и Мейбл». Тот согласился, но при условии сохранения оригинальной музыкальной основы. Так из-под пыли десятилетий были извлечены партитуры Гарри Уоррена. Пять песен пошли в дело, остальные Джерри собирался написать сам.

Но, как известно, для по-настоящему удачного мюзикла сюжет, слова и музыка — только полдела. Ему еще требуются костюмы, сценография, неплохо бы добавить спецэффектов... Ну и актеры, наконец, да не какие-нибудь, а синтетические, сиречь умеющие петь, танцевать и само собой, играть. А для будущего мюзикла всего этого требовалось не просто много, а очень много — 54 исполнителя, 750 костюмов, десяток сценических спецэффектов. Однако после многих ухищрений продюсера Дэвида Меррика шоу все-таки открылось. Случилось это 25 августа 1980 года в театре «Зимний сад» на Бродвее. Через несколько месяцев постановка перекочевала в «Мажестик», а затем в «Сейнт Джеймс», где через 9 лет и закрылась.

Однако на этом ее бродвейская история не закончилась. В 2000 году шоу было восстановлено и даже номинировалось на премию «Тони» за лучшую хореографию.

«42nd Street» и «42-я улица»
Hey, Julian Marsh is doing a show!

Нам давно привычны гастроли зарубежных исполнителей. Но почему же тогда к нам не привозят мюзиклы, которые не менее, а может, и более популярны на Западе? Ответ прост: из-за колоссальной материальной базы. Ведь многие постановки регламентируют все — вплоть до грима и цвета костюмов. База мюзикла, его, так сказать, постановочная основа тяжела на подъем. Это безумное количество машинерии, декорации, свет, спецэффекты, сопутствующие спектаклю. Короче говоря, дорогое удовольствие. Однако постановщик и театральный художник Борис Краснов решил на это не оглядываться.

Что же получилось в результате? Продукт, чем-то напоминающий приснопамятные СП времен перестройки: декорации, костюмы, свет и вся машинерия — дело российской стороны, актеры, постановщики, дирижер и частично оркестр — американской. Обертка наша, конфетка их.

«42-я улица» определяется как «настоящий бродвейский мюзикл». Хотя правильнее было бы сказать, что это «оригинальный бродвейский мюзикл» или «бродвейский мюзикл первого поколения». Дело в том, что именно с таких постановок, с музыкальных фильмов начинался мюзикл как жанр. Так родилась основная идея, просматривающаяся еще и теперь — идея воплощения мечты, не суть важно какой именно — американской, русской или китайской. Дебютантка в шоу-бизнесе — частый мотив старых американских комедий, да и наших, в общем, тоже (вы помните — «Девушка с гитарой», «Девушка без адреса», «Приходите завтра», «Королева бензоколонки»). Все эти фильмы были наполнены песнями, танцами, незамысловатыми, но добрыми шутками, имели неизменный хэппи-энд и проходили «на ура». Часть их кассового успеха досталась и спектаклям с песнями — ничего удивительного, все любят очаровательную легкость, зажигательность и бездумность, когда твердо знаешь, что все кончится хорошо.

С тех пор прошло много времени, и мюзикл перестал быть облегченным жанром. Он, так сказать, посолиднел, остепенился, приобрел более глобальное звучание (раз уж в качестве основы берется Евангелие или, по крайней мере, «Отверженные»), утратил хэппи-энд, перестал быть танцевальным, зато взамен получил возможность говорить обо всем на свете языком песен. Однако любой жанр рано или поздно обращается к своим истокам. Старое возвращается, и его каноны и линии вновь обнаруживают свое очарование. Легкий привкус тоски по прошлому практически всегда бывает экономически выгоден, как бы цинично это ни звучало. На нашей почве подтверждением тому стали неувядающие «старые комедии», которые все мы смотрим по... дцатому разу и снова и снова смеемся и умиляемся.

Вероятно, (хотя, конечно, тут можно только предполагать) именно это и произошло с «42nd Street» на Бродвее. Но вот привезти американскую ностальгию к нам?

О нет, я не хочу сказать, что этот мюзикл, а точнее это ответвление жанра нам «глубоко чуждо». Фраза попахивает марксистско-ленинской идеологией. Вопрос в том, насколько нам будет близка тамошняя «пыль веков». Ведь эта постановка — плоть от плоти США тридцатых годов, она, так сказать, локальна (в том смысле, что не глобальна, не поднимает каких-то мировых проблем). Она вся пронизана духом тех лет, это превосходный образчик комедий времен Великой Депрессии. Ведь именно тогда было снято рекордное количество музыкальных комедий, — с целью хоть как-то разрядить обстановку, накаленную финансовым кризисом.

В чем суть мюзикла? Пегги Сойер, девушка из провинции, приезжает покорять Бродвей, и из хористки делается примадонной. Немного путаницы от комедии положений, немного «американской мечты», много песен и еще больше степа. Вот, собственно, и все.

Однако при всей внешней простоте и незамысловатости технически эта постановка очень сложна. Прежде всего тем, что в ней, как я уже сказала, очень много степа, как и танцев вообще. В самом фильме, как и в первоначальной постановке, главная героиня не столько поет, сколько танцует. На современном этапе развития мюзикла это выглядит несколько странно (существует нечто вроде неписаного закона — каждый главный герой должен иметь сольную арию), поэтому партию Пегги пришлось расширить. Но самое главное в «42-й улице», как сказал постановщик и хореограф Рэнди Скиннер — «это степ и только степ». Мало того, что бить чечетку довольно тяжело физически, — многие сцены основаны на массовом степе. Мюзикл открывается одной из таких сцен («Прослушивание»). Кроме того, надо еще добиться полной синхронности (надо сказать, это удалось просто великолепно), да еще и петь при этом — то есть держать дыхание. Работы немало. Но это работа американской стороны.

Наши тоже не баклуши били. Им предстояло найти инвесторов, зал, уговорить хозяев зала на долгосрочную аренду и переоборудование, обеспечить репетиционную базу, декорации, костюмы и свет, — причем все это должно было получить одобрение придирчивых американцев.

В качестве площадки под мюзикл был взят зал МДМ на 2002 места. Декорации, постановочная техника и спецэффекты заново созданы на месте компанией «Краснов-дизайн». Приехала американская труппа, и с первого августа начались репетиции. Темпы стахановские, что и говорить — премьера была назначена на 12 октября.

Как правило, при переносе шоу в другую страну оригинальной остается как раз сценография. Актеров обеспечивает принимающая сторона. Соответственно, делается перевод либретто. Здесь же все получилось с точностью до наоборот. Может, и к лучшему — опыт «Нотр-Дам де Пари» показал со всей убедительностью, как трудно сделать удачный перевод. Да и по-настоящему синтетических, мюзикловых актеров у нас пока не так много для столь масштабной постановки. Танцевать и петь вживую — это не шутки.

Шоу осталось англоязычным, но зрителям по их желанию предоставляется система синхронного перевода. Вот тут, пожалуй, наша сторона допустила некоторый прокол: с точки зрения полноты восприятия лучше было бы сделать «бегущую строку». Но, вероятно, из-за технической сложности и дороговизны эта идея не воплотилась, и нам достался «бубнильщик» в наушнике. Арканов-младший сделал перевод, а старший его адаптировал и читает текст. Хотя, в сущности, по словам Краснова, «это не тот проект, который нуждается в переводе».

To get a job in the Broadway chorus — Go Into Your Dance!

В одном нам повезло точно — главную роль исполняет звезда Бродвея Мередит Паттерсон. Собственно, именно это шоу и принесло ей известность. Как любит повторять журналистская братия, «она повторила историю восхождения Пегги Сойер». Впрочем, какая бродвейская звезда начинала сразу с главных ролей? Все поначалу были в кордебалете. Скольким провинциальным девочкам приходилось покорять столицы! Правда, не всем это удавалось.

Как и многие, юная Мередит грезила Бродвеем, и, получив на 18-летие авиабилет до Нью-Йорка, отправилась в город, который никогда не спит. Она сошла с трапа самолета в тот день, когда разразился самый сильный за 20 лет буран. Девочка из Калифорнии, конечно, знала, что в Нью-Йорке бывает зима, но не до такой же степени! В этом можно увидеть перст судьбы — преодолев эту, первую свою бурю, она преодолела и все последующие. Она с отличием закончила американскую академию музыки и драмы, а это не так просто. Ей приходилось жить где попало, среди полчищ тараканов, работать гардеробщицей и так далее. И все-таки она добилась своего и стала звездой. Истинным ее дебютом на Бродвее стала «42nd Street», причем сначала Мередит попала во второй состав. Но вскоре дублерша вышла в основной состав (вот уж действительно Пегги Сойер!). Словом, истинное воплощение американской мечты.

Как признается сама мисс Паттерсон, больше всего она любит танцевать. Ее мать, братья и сестры танцевали степ, так что, находясь еще в утробе матери, она слышала стук каблуков танцоров. Дольше всего в жизни она танцует и танцем может выразить все. Однако при этом она еще и чудесно поет, сама сочиняет музыку, да еще и снимается в кино. Ничего удивительного, что Бродвей так не хотел ее отпускать! И тем не менее она отправилась покорять далекую и страшную Россию.

Come on along and listen to a lullaby of Broadway...

12 октября состоялась премьера мюзикла. Как ни жаль это отмечать, но зал не был полон. Впрочем, в этом скорее повинно количество мест — все-таки мюзикл не рок-концерт на стадионе, 2000 зрителей одновременно многовато. На мой взгляд, МДМ прекрасно подходит для постановки такого рода — в нем отовсюду прекрасный обзор. Вообще такой мюзикл лучше смотреть из последних рядов — звук при нынешней технике не проблема, а рисунок танца виден гораздо лучше.

Несмотря на живой оркестр (одно из несомненных достоинств постановки), все-таки со звуком были проблемы: то отключались микрофоны у актеров, то «гулял» баланс. Перед началом спектакля, помимо уже привычных фраз об отключении мобильных телефонов и запрете на съемку во время представления, прозвучало следующее трогательное предупреждение: «Сегодня, по случаю премьеры, системы синхронного перевода были выданы вам без залога. Поэтому убедительно просим вас после окончания спектакля их сдать». Вероятно, расчет был сделан на тягу русского человека тащить все по принципу «в хозяйстве пригодится», хотя что толку в этой черной пластмассовой коробочке? Несколько обидно, что нам так не доверяют. Видно, не заслужили еще.

В целом шоу оставляет ощущение яркости и радости. Разноцветные костюмы, яркие декорации, чем-то напоминающие домики для Барби, улыбающиеся актеры, заводная музыка — и ноги сами просятся бить чечетку. Никакой трагедии, никакой мировой скорби — все веселы, довольны, все замечательно.

Хотя если покопаться, можно обнаружить трагедию и здесь. Когда стареющая примадонна Дороти Брок (Ребекка Пофф) принимает решение покинуть сцену и уйти к любимому, она говорит дебютантке Пегги Сойер: «Театр много лет не позволял мне делать то, что я хочу». И если вдуматься, Пегги ждет та же судьба. Что получается? Конфликт интересов, разрыв между любовью и долгом. Это, как мне кажется, своего рода второй слой спектакля. Не знаю, насколько оправданно подобное толкование, может, это всего лишь извечное стремление русского человека во всем найти тему для рефлексии.

Несмотря на то, что главной ролью заявлена Пегги Сойер, все же по-настоящему главными смотрятся Дороти Брок и режиссер Джулиан Марш (Тимоти Селл). Последний вообще выглядит, как сейчас модно говорить, харизматично: высокий, смуглый, с резкими чертами лица и набриолиненными волосами — настоящая акула шоу-бизнеса.

Танцуют актеры с прямо-таки нечеловеческой синхронностью. Еще и поют, и бьют степ, — причем он не подзвучен, даже на массовых сценах. Все сделано в высшей мере профессионально, в самом лестном смысле этого слова. Правда, техническое обеспечение нашей стороны слегка подгуляло. Помимо упомянутых уже проблем со звуком, синхронный перевод был слышен на весь зал, переводчик тяжело вздыхал в микрофон, шуршал листочками, о чем-то переговаривался и шумно пил воду. Для меня так и осталось непонятным, запись ли это, или каждый раз текст читается заново. Однако даже несмотря на качество, вокруг систем перевода начался ажиотаж, и выстроилась очередь длиной во все фойе.

Да Бог с ним, с переводом. Можно, в конце концов, его и не слушать — теряется при этом немного, к тому же песни, естественно, не переводятся. Это не так важно — по стандартам «того» бродвейского мюзикла они были слабо связаны с действием.

Завершается спектакль общим степом и ликованием — все счастливы, мечты сбываются, жизнь прекрасна. Люди выходят на улицу и улыбаются. Почему? А просто так. Настроение хорошее. Ну часто ли это с нами сейчас бывает? Так что спасибо «42-й улице»!