О мюзикле
Знаменитая пьеса-сказка Евгения Шварца уже давно неотделима от музыки Геннадия Гладкова и поэзии Юлия Кима. Тридцать лет назад одноименный музыкальный фильм в постановке Марка Захарова завоевал поистине всенародную любовь. Для сценической версии мюзикла авторы дописали к музыке из фильма ещё более пятнадцати новых песен, превратив пьесу в настоящий волшебный мюзикл.
Режиссер спектакля Иван Поповски (мастерская Петра Фоменко), не разрушая знакомую зрителям стилистику фильма-притчи, привнес в действие атмосферу чудесной сказки и праздника.
Отзывы критиков
Дмитрий Быков, «Собеседник»
Я отлично вижу все пороки постановки, актерские недоработки и режиссерские излишества. Даже пятнадцать дополнительных номеров, специально сочиненных Юлием Кимом и Геннадием Гладковым для новой версии «Чуда», пока выделяются на ткани спектакля яркими, но слишком новыми заплатами. Все так. Но эти два с половиной часа я сижу с мокрыми глазами, и все вокруг тоже, хотя это, в общем, не принято. И плачем мы все отнюдь не по нашей молодости, когда смотрели захаровское «Чудо», — нет, это они, новые, так сделали, что шварцевский текст заиграл иными красками.
Это чудо сделал вихреобразный македонец Иван Поповски, лучший, вероятно, ученик Петра Фоменко, насытивший спектакль таким количеством больших и малых изобретений, намеков, лейтмотивов, хулиганских выходок и блестящих решений, что оторваться от происходящего в самом деле невозможно. Я давно не видел в театре более универсальной, яркой, символической и притом экономной декорации, нежели построенный Ларисой Ломакиной полукруглый дворец, он же постоялый двор, он же трактир. Играющий прямо на сцене, на верхней площадке, оркестр под управлением Армена Погосяна ведет живой диалог с исполнителями и залом.
Кому особенно низкий поклон, так это Киму и Гладкову, сумевшим вернуться к прежней работе тридцать лет спустя. По меньшей мере три новых номера — особенно праздничная ария Короля с грандиозным танцем в постановке Олега Глушкова — не только не уступают прежним хитам, а, пожалуй, и превосходят их. Ким и Гладков с блеском доказали, что художник не зависит от времени и среды: они и в семидесятые выкладывались по полной, и в десятые отвязываются без оглядки на конъюнктуру. Разумеется, они стали грустнее, элегичнее, даже и трагичнее временами. Но, братцы, ведь и «Чудо» далеко не комедия. Это уж скорей драма — и потому при переносе ее на сцену музыкального театра требовался особый такт. Смогли.
Вот это «можем!» переполняет зрителя нового "Обыкновенного чуда" так же, как переполняло оно первых зрителей «Норд-Оста». И чудо делается голыми руками, без гигантских вложений и сверхъестественных спецэффектов.
Сусанна Альперина, «Российская газета»
<...> в этом спектакле дешевого нет ничего. <...> И декорации, и сказочные костюмы, подчеркивающие характер каждого из персонажей, сделаны так, что никому из художников не изменил вкус <...> (художник-постановщик — Лариса Ломакина, художники по костюмам Ольга-Мария Тумакова и Вадим Воля). Что самое важное — дописаны музыкальные номера <...> И каждый из этих номеров прекрасно вписан в пьесу — неповторимые кимовские нюансы и рифмы, темы Георгия Гладкова. Музыка в живом исполнении оркестра под управлением Армена Погосяна, который на сцене находится на заслуженно высоком пьедестале — над всем происходящим.
<...> авторами мюзикла в сторону кинокартины сделан большой уважительный реверанс. Спектакль наполнен цитатами из картины, что проявляется в первую очередь в игре актеров. И это, заставляет воспринимать персонажей не как, скажем Волшебник — актер Игорь Балалаев, а по-другому: в роли Волшебника — Янковского — актер Игорь Балалаев и так далее. <...> К памяти Янковского, кстати, вообще отношение особое — в середине постановки даже появляется фотография актера в знаменитой роли. И это — очень хорошая находка.
У артистов спектакля есть два выхода — либо быть «калькировано» похожим на героя фильма, либо — разительно на него непохожим. И вот там, где, оттолкнувшись от образа киногероя, начинается что-то свое — там и происходит обыкновенное чудо этого спектакля.
Ирина Линдт <...> поначалу кажется точной копией Ирины Купченко. Но это — обман ощущений. <...> актрисе удается стать для этой постановки «ниточкой Ариадны», которая все ведет, как и положено по замыслу драматурга. Или министр-администратор в исполнении Антона Эльдарова. Взяв за основу рисунок роли Андрея Миронова, он добавляет в него комичность, современную краску, нечто такое, что делает его похожим в хорошем смысле на КВНщика (Михаила Галустяна) или персонажа «Комеди Клаба». Но все это в абсолютно нужных пропорциях — ровно столько, сколько требуется, чтобы его восприняла нынешняя молодежная аудитория. Самым калькированным персонажем ну просто взяли и перенесли из картины на сцену — предстает первый министр. В фильме это — Ервант Арзуманян, в спектакле — Андрей Грачев. А вот у короля (Сергей Усков) и первой статс-дамы — Эмилии (Елена Чарквиани) почти ничего нет ни от Евгения Леонова, ни от Екатерины Васильевой. Они — самобытны, ярки и талантливо преподносят зрителю свою трактовку (королю даже прощается, что вокальная составляющая — не самое сильное его место). Чарквиани <...> в этом спектакле задает тон всем остальным.
<...> артисты в большинстве своем профессиональны. Хорош Медведь (Павел Хрулев), одновременно и похожий и не похожий на Абдулова, трактирщик (Павел Рассудов), похожий и не похожий на Юрия Соломина, харизматичен охотник (Александр Рагулин) — совсем не Всеволод Ларионов. Поставленные голоса хорошо звучат, а арии, исполняемые хором, достойны отдельной похвалы... Но есть моменты, которые не дают в полную силу насладиться этой постановкой.
Кто главная героиня «Обыкновенного чуда» — грустной и философской сказки о любви? Правильно — принцесса. И не может быть такого, чтобы на сцене хозяйка — жена Волшебника и первая дама — Эмилия ее переигрывали. А именно это и происходит. Девушке с высоким и нежным голосом Юлии Пак не хватает глубины Евгении Симоновой. <...> Возможно, дело в том, что принцесса — вовсе не амплуа этой актрисы.
В спектакле это куда-то уходит. Возможно, режиссер Иван Поповски решил, что современному зрителю ближе буффонада. <...> При этом теряются слова и Шварца, и Кима. А ведь они — самое главное в этой пьесе.
Как совместить дорогостоящее шоу и трогательную музыкальную сказку о любви, которая задевает в каждом самое сокровенное — вот вопрос, на который авторы мюзикла не дают окончательного ответа.
Валерий Кичин, «Российская газета»
<...> Почти безнадежная и потому отчаянно интересная попытка поверх сотворенного в телекино сотворить свое — уже средствами сцены.
<...> Создатели спектакля не посмели вторгаться в пьесу столь активно <...>. Опасаясь жертвовать текстом, они жертвуют динамикой. <...> В результате он идет более трех часов и кажется громоздким. <...> слишком не хватает собственного режиссерского творчества. Ритма, выразительности мизансцен, всего того, что составляет понятие режиссуры. <...> новая музыка Гладкова, к сожалению, не выдерживает соревнования с его же упоительными, ставшими классикой, мелодиями старого фильма. <...> ни один новый номер не может стать визитной карточкой спектакля <...>. Да и новые тексты Юлия Кима менее остроумны и часто сомнительны по вкусу.
<...> второй акт делает неожиданный разворот: театр сразу становится театром, <...> в действии появляется ритм, туго закручена его пружина, оно теперь азартно и уже не вызывает желания сравнивать спектакль с фильмом <...>.
Были такие прорывы в театральное пространство и в первом акте — когда персонажами неожиданно становились предметы, доселе игравшие роль реквизита. Или когда на сцену выходили блистательные актеры в ролях Министра-Администратора (вахтанговец Виктор Добронравов), Короля (Юрий Мазихин) и Придворной дамы (Оксана Костецкая), приносившие с собой острый вкус театрального озорства — игры. Теперь острым и игровым стало все это внезапно пробудившееся к жизни зрелище. В нем тоже будут свои провисы и сбои ритма, но в целом оно по нарастающей стремится к очистительному финалу. Оно освободилось от пут ностальгии, уже не робеет, не тушуется перед классикой, и актеры теперь кажутся счастливыми, и голуби в экстазе кружатся над придуманной Ларисой Ломакиной феерически сказочной, легко трансформирующейся декорацией <...>
<...> «Обыкновенное чудо» на Дубровке надо смотреть снова: уже завтра это будет другой спектакль. Он в развитии.<...>
Ольга Фукс, «Вечерняя Москва»
<...>Геннадий Гладков и Юлий Ким написали около двадцати новых номеров, которые так и просились на сцену. Впрочем, «ласкают слух» по-прежнему старые шлягеры.<...>
<...> постановочных чудес совсем немного<...>
<...> Вздрогнуть пришлось дважды: при первом появлении Медведя на сцене (точно он «соткался из воздуха») и при появлении Смерти, спокойно расхаживающей между персонажами, — иногда простота работает действенней всего.
<...> Актерские достижения пока намного скромнее оформительских. Как водится, выиграли не те, кто остался в тени культовых предшественников (например, Игорь Балалаев, который изумительно играет в спектаклях Генриетты Яновской, здесь не дает забыть горький взгляд волшебника-Янковского). Вперед вырвались те, кто резко отличается от «первопроходцев» из кино: миниатюрная и резкая Принцесса с недюжинным голосом (Юлия Пак, «в миру» бэк-вокалистка из групы Гоши Куценко) и обаятельный эксцентрик Антон Эльдаров, заступивший на пост, который когда-то занимал Андрей Миронов.
Ярослав Забалуев, «Газета.Ру»
<...> Большая часть текстов Кима вызывала то неповторимое чувство стыда, которое можно испытать только в музыкальном театре.
...И почему, в конце концов, все они поют так скверно? Спектакль делится надвое там, где заканчивается первая серия захаровского фильма, и вызывает жгучее желание быстро доехать до дома и посмотреть на Янковского, Абдулова и Леонова.
<...> Один из лучших сегодняшних театральных режиссеров «фоменковец» Иван Поповски использовал театральное пространство, чтобы создать максимально самостоятельный мир.<...> Сценография не только удаляется от знакомого с детства фильма, она максимально приближена к тексту Шварца.
Однако как только в эту вселенную попадают актеры, все идет наперекосяк. Волшебник (Игорь Балалаев) пытается понять, кем ему быть — Янковским или все-таки Консовским из фильма Эраста Гарина 1964 года. Медведь (Павел Хрулев) весь первый акт притворяется Видовым, а в финале неожиданно переодевается в Абдулова. Король (Сергей Усков) честно пытается быть Леоновым, но и эта затея, разумеется, обречена.
Несомненных удач всего две: Принцесса (Юлия Пак), которая легко переигрывает Евгению Симонову, и Министр-Администратор. Антон Эльдаров, сыгравший эту роль, осознанно уходит от мироновских интонаций и делает это настолько легко и естественно, что каждый его выход сопровождался аплодисментами.<...>
<...> Спектакль дает редкую возможность абстрагироваться от любимых актеров и хотя бы послушать текст одного из лучших сказочников на свете.
Екатерина Кретова, «Известия»
<...>Драматические сцены — не самая сильная сторона режиссуры Поповски.
<...> Поповски выбрал безупречный ход, который обеспечивает успех. Он не только не борется с любимым фильмом, но, напротив, все время отсылает зрителя к этому незабываемому телешедевру.
Откровенно говоря, вокальная сторона спектакля пока не вполне адекватна уровню музыки и поставленных композитором задач.
Елена Дьякова, «Новая газета»
<...>Мюзикл вышел милым. Нарядным. Песни Кима по-прежнему хороши.
Актеры стараются — и небезуспешно. <...>
Тем не менее сравнивать мюзикл с фильмом скоро перестаешь.<...>
Запоминаются новые строки Кима (особенно об эпохе Министра-Администратора: «Везде его приказчики несут тюки и ящики...»). Актеры честно работают и в малых ролях. К финалу сила сказки Шварца подминает сцену и зал.
Анна Гордеева, «Время новостей»
<...> старому фильму спектакль проигрывает. В нем меньше блистательного текста Евгения Шварца —просто потому, что при переложении для пения он превратился в текст Юлия Кима. А у Кима бывают и удачи, и неудачи <...>
Ставил спектакль Иван Поповски, и он не спорит с фильмом Марка Захарова, наоборот, достаточно часто на него намекает или впрямую цитирует.<...>
Многое спасают артисты <...> Игорь Балалаев <...> сотворил своего персонажа взбалмошным, трогательным, живым, чудесным и ничуть не пытался повторить Олега Янковского. Его герой, затеявший всю эту сказочную историю, гораздо более эксцентричен, чем экранный предшественник. Он больше ребенок в душе и более мил именно детям, потому что даже в момент произнесения суровых слов про то, что нельзя ничего изменить, всем своим встрепанным, добродушным видом дает понять, что это все-таки сказка, а сказка должна закончиться хорошо. Министра-Администратора играет Антон Эльдаров — он как раз оглядывается на фильм, вот только не на «Обыкновенное чудо». Его персонаж будто выпрыгнул из «Айболита-66» <...>.
Энергия, которая хлещет из актера, заводит зал, начинающий уставать на середине спектакля. В роли Медведя Павел Хрулев; актер убедителен и тогда, когда его герой неловок, и тогда, когда он решителен. (А еще ему очень идет наряд из меха, хотя и совершенно неподходящий по смыслу — очевидно, что именно Медведь чужую шкуру на себя бы никогда не надел.)
С женскими ролями сложнее. Принцесса (Юлия Пак) трогательно хрупка, но катастрофически необаятельна, а Елена Чарквиани (еще одно имя из топ-десятки наших артистов, редкий дар эксцентрики, не лишенной человеческого тепла) в роли Эмилии зачем-то все же вышивает роль по канве Екатерины Васильевой.
В результате получился спектакль неровный — то веселый, то заставляющий смотреть на часы. С не очень понятным адресом. Вроде бы более для детей, чем фильм, но для детей три часа — это все же многовато. <...>
Алла Шендерова, «Openspace.Ru»
Скажем прямо: «Обыкновенное чудо» — не самый лучший музыкальный спектакль. Если же сравнить его с фильмом (что почему-то считается бестактным), то и вовсе пример того вырождения, которое происходит и в нашем обществе, и в нашем театре. Нелепая, смешная, безрассудная и безумная симуляция искусства — с фонящими микрофонами, аляповатыми костюмами и надрывно орущими артистами.
И не удался он, похоже, потому, что все его участники снизили себе планку.<...>
<...> ничего нового новые авторы предложить не могут. Могут лишь вызвать неловкость от очевидной беспомощности и досаду от того, что довольно разношерстная команда претендует на реанимацию воспоминаний целого поколения и редактуру этих воспоминаний для поколения будущего.
<...> создатели своими руками поставили господ артистов в глупое положение, не дав им ни единого шанса предложить зрителям что-то свое. Все узловые мизансцены мюзикла сканированы из телефильма. Все характеры скопированы. Даже главные решения по пластике персонажей взяты готовыми, только припудрены современной косметикой. Что не заимствовано, то навязчиво: любовь зародилась — две части лестницы съезжаются, любовь испытывается на прочность — две части лестницы разъезжаются. Чтобы передать самый сильный накал страстей, надо выйти шеренгой на авансцену и замахать вынутыми из рукава шарфами. Наверное, можно увидеть смысл в том, что в новое «Чудо» кроме мизансцен и режиссерских решений перекочевали цитаты из художника телефильма Людмилы Кусаковой: «поэтический» халат Хозяина, канотье Трактирщика, даже прекрасный волшебный корабль с дирижаблем, — что сделало заимствования хоть чуточку ироничными.
Нынешнее действо изначально было заявлено как мюзикл, а не спектакль с песнями, и автор музыки к старому фильму Геннадий Гладков дописал, как принято говорить, «музыкальные характеристики» всем персонажам <...>. Новодельные части, может, и воссияли бы достоинствами в чистом виде, но рядом с ушедшими в народ песнями из старого «Чуда» выглядели вяло. Что до их воплощения, то исключение составила разве что пара Эмилия и Трактирщик (Елена Чарквиани и Владимир Халтурин), показавшая в отличие от коллег и вокал, и актерское обаяние. Ну и вдобавок работа оркестра только усугубила разочарование, разворошив жуткими духовыми и ударными всю музыкальную ткань. Провалиться новому «Обыкновенному чуду» не дали две силы: харизма захаровского кинофильма и работа знаменитого художника по свету Глеба Фильштинского. Он на самом деле стал магом, волшебником и Хозяином, самым прихотливым образом высвечивая на сцене чудеса и исправляя банальности. То есть если разыскивать в спектакле заявленные в анонсах «бродвейские технологии», то это будет исключительно работа Фильштинского.
А если на технологии не претендовать (это было бы честнее), то обнаружится, что новое «Чудо» все-таки не столько мюзикл, сколько музыкальный спектакль — не слишком динамичный, не слишком оригинальный. До «Норд-Оста» по зрелищности и накалу ему далеко.
